Мы снова в Венеции, в Арсенале и Садах биеннале. Как и было обещано в первой части обзора национальных павильонов (от 15 июля), продолжаем подборку, условно названную “кино”. В этот раз двумя итальянскими проектами.
Тут нужно сказать, что 59 Арт-биеннале в Венеции отличилась несколькими “впервые”. Странное дело, но впервые с 1895 года куратором стала итальянка, Чечилия Алемани*. Чечилия впервые пригласила к участию абсолютное большинство женщин-художниц и небинарных людей. Ее выставку уже окрестили самой феминистической и инклюзивной в истории биеннале с ее основания.
Впервые вся площадь итальянского павильона, в 1900 квадратных метров Tese delle Vergini, была отдана одному художнику. Gian Maria Tosatti (1980), куратор Eugenio Viola.
Чем заполнил Джан Мария такую огромную площадь и почему она может условно называться “кино”? Узнаете в этом обзоре.
Как и о втором интереснейшем проекте под итальянской маркой, представленном в павильоне Венеции.
Приглашаем в мир contemporary art. Тут первая и вторая части общего обзора выставки 2022.

“История ночи и Cудьба комет”

Возможно, у вас получится увидеть биеннале этого года (до 27 ноября). Тогда желаем, чтобы в день посещения итальянского павильона шел дождь. Лучше проливной, с низким беспросветным небом и потоками воды. Нам, как по заказу, повезло – была именно такая погода. И это исключительно попало в настроение того, что открылось в самом павильоне.

Второе везение – в эффекте неожиданности. Иногда полезно не читать накануне о том, что тебя ждет, и тогда “премьера” будет абсолютной, а восприятие непосредственным и спонтанным, как у ребенка. Поскольку вы читаете этот материал, у вас это уже не получится. Но все же, приглашаем продолжить – впечатления это не испортит.

Если вам приходилось бывать на венецианской биеннале, вы легко сможете восстановить в памяти большое кирпичное здание XVI века в конце Арсенала, перекрытое двускатной крышей и с выходом на залив, bacino. Здесь построенные с нуля арсеналоттами каравеллы спускались на воду. Это так называемые Tese delle Vergini, где с 2006 года размещается итальянский павильон. За многолетние посещения биеннале можно вспомнить разные трансформации этого пространства, но никогда еще они не были такими радикальными, до неузнаваемости. Вместо старинного здания зритель через неожиданный тамбур фабричной проходной, с крашенными зеленой краской панелями и машинкой для “компостирования пропуска”, попадает в заводской цех середины прошлого века, реалистично, до мельчайших деталей воспроизведенный внутри…  

***

Между эпидемиями и социальным прогрессом существует очевидная связь, как подтверждает ход истории. Происходит так называемый эффект spillover, скачок видов – так начинает свое описание куратор Эудженио Виола, презентуя первый после пандемии арт-проект в павильоне Италии Биеннале. Такие моменты позволяют “подняться над схваткой” и увидеть немного более отдаленные глобальные перспективы, с мечтой о лучшем посткризисном мире.

Storia della Notte e Destino delle Comete – “История ночи и Судьба комет” – это грандиозная пространственная инсталляция, созданная специально для залов Tese delle Vergini, и занимающая ее целиком. В двух частях с Прологом (в виде того сáмого блеклого тамбура): первая История ночи, вторая, соответственно, Судьба комет. Это то, что называется популярным сегодня термином иммерсивный проект. По аналогии с экспериментальным театром, когда зритель полностью погружается в перформанс, становясь его частью и участником, получая незабываемый, буквально захватывающий опыт. И это – ни много, ни мало – авторское видение Тозатти текущего состояния человечества и его будущих перспектив.

Об ощущениях – вы как будто попадаете на киносъемочную (театральную) площадку, где почему-то отсутствуют все действующие лица, от режиссера до актеров, операторов, осветителей, ассистентов, массовки. Осталась только предельно реалистичная декорация, изображающая фабрику 1960-х. И некого спросить – о чем фильм? Где группа?
Поэтому было интересно обнаружить родственный комментарий у Роберто Чикутто (Roberto Cicutto), Президента La Biennale di Venezia:

Я уже говорил, как человек, имевший отношение к кинематографу, что был бы счастлив продюсировать фильм под названием «История ночи и Судьба комет», потому что он полон обещаний и загадок.

Тем не менее, как объясняет нам Тозатти, его история будет обильно насыщена реальностью и разделена на две главы. Первая повествует “о взлете и закате итальянской индустриальной мечты”, вторая “о том, как возмущенная природа со времен Потопа не прощает человека”.

История ночи. Акт первый

Станки, механизмы, лестницы, мостки, ламповые щитки. Безнадежно устаревшие, пыльные, реалистичные. Невнятно звучащее радио с каким-то радио-спектаклем и музыкой. Предельно скучные в темноте цеха, с единственным (неожиданным) источником света – через мутные окна во всю стену, за которыми не видно неба. Окна в том месте здания, где (точно знаешь) всегда была кирпичная стена XVI века. Обратная сторона медали знаменитого итальянского “индустриального чуда” шестидесятых. Потогонная система выросших фабрик и новых, рожденных из семейных мастерских благодаря финансированию по “Плану Маршалла”.

Во втором цеху, в контрасте к первому ослепительно белом, импотентно свисают с потолка большие аспираторы, уже ни к чему не присоединенные, бессмысленные и бесполезные. Тут тишина, только звуки шагов зрителей. Свет снова льется из неожиданного места – с потолка, оттуда, где в реальном здании, спрятанном под инсталляцией, находятся четырехсотлетние балки двускатной крыши.

Из этой “коробки” по железной лестнице можно попасть в аскетичную квартиру, какие обычно занимал смотритель фабрики с семьей или ее владелец, в случае семейного бизнеса. Голые интерьеры, след снятого распятия на потемневших от старости обоях, дисковый телефон на стене – кто-то из любопытства пытается звонить по нему. Сетка кровати без матраса, убогая копеечная люстра на потолке, пыль на трюмо со следами пальцев, скрипучая дверь, большое окно, надзирающее за фабричным цехом. Почему-то именно это маленькое помещение наводит предельную тоску, больше, чем пустые промышленные залы. Ощущение, что жильцы совсем недавно покинули свой дом. Что зрители просто вынуждены – неизбежно и обязательно – пройти через эту убогую банальную квартирку, чтобы попасть в следующую часть. Неловкость, смешанная с любопытством, на лицах.

Третий цех населен швейными машинами, освещенными тусклым холодным светом. В контрасте к освещению апартамента он кажется каким-то зеленовато-голубым, как в аквариуме. Как будто эта часть погрузилась в воды венецианской лагуны. Здесь, как и в первом цеху ощущение, что работницы ушли недавно, перед вашим появлением. Но машины уже не хранят тепло их рук и механического движения. Сверлящие звуки монтажа и противный гул испорченных неоновых ламп. Стеллажи, папки с регистрами, счета, балансовые книги, катушки с нитками, швейные машинки, стол для раскроя, распятие на стене. Парадокс, но отсутствие порождает более сильный образ, чем возможное присутствие.

Интересно, что три ведущих индустриальных отрасли послевоенной Италии были именно машиностроение, текстильная/швейная, а за ними химическая промышленность. Именно их выбрал в качестве иллюстрации к своей “Истории ночи” Джан Мария Тозатти.
От этого “Первого акта” остается ощущение, противоположное той радостной рекламе 60-х. Той, что показывает счастливые итальянские семьи, втискивающиеся в маленький FIAT-500 или гоняют на мотоциклах Vespa по улицам черно-белой Италии. Скорее увиденное наводит на мысли о честном кино неореализма.

По словам куратора Эудженио Виола, эта часть – о рабочем классе, прибывшем на свою конечную остановку. Кстати, все машины, станки, инструменты и мебель для инсталляции были за бесценок приобретены у обанкротившихся и закрытых фабрик.

Удивительно, но старые стены Tese delle Vergini в этих “цехах” навеивают еще и другие мысли – о текущей войне, о войне в Украине. О разрушенных фабриках, брошенных и разбомбленных домах. Так метафора становится еще более впечатляющей. А куратор почти с удивлением добавляет в свой комментарий фразу о том, что художник несомненно обладает даром пред-чувствования, предощущения. Самому Джан Марии Тозатти эта география совсем не чужая – он жил в Киеве и Одессе с 2019 по 2020 год.

Когда инсталляция материально создавалась в Арсенале, война уже шла, и некоторые детали с мучительной точностью возвращают ее атмосферу: “Как будто произведение превосходит замыслы своего автора, смотрит еще дальше, уже будучи в состоянии рассказать то, чего художник еще не знал” [Eugenio Viola]. История ночи (цивилизации), все же, хочется верить, обещает рассвет…

Судьба комет. Акт второй

Если следовать драматургической логике, здесь в “пьесе” должен наступать катарсис. И он происходит, когда зритель попадает во вторую часть инсталляции, в “Судьбу комет”. Здесь открывается совсем уже неожиданное – интерьер павильона превращается в открытое пространство, ночное море и беззвездное, безлунное небо над ним. С дебаркадера с лебедками и кранами вы попадаете через стеклянный портал, по узкой полоске причала к морю, черному и густому как нефть. Пока глаз привыкает к абсолютному мраку, ориентироваться в пространстве помогают подслеповатые полузатопленные фонари и плеск волны о стены. Он перемежается с гулом мотора лодки, который все никак не удается завести невидимому мотористу (Ною?). Пахнет мокрым бетоном. Плакат с надписью SILENZIO (ТИШИНА) кажется ненужным. Говорить и так не хочется, стоя на краю полузатопленного причала и всматриваясь в черноту “неба и моря”. Реальный и воображаемый миры сливаются воедино. Эмоции зашкаливают. Короткое замыкание. Total artwork. Gesamtkunstwerk**

По словам Тозатти, кометы – это мы, люди. И от нас сейчас, как никогда раньше в истории, зависит, насколько долгим будет светящийся след, который кометы оставляют в ночном небе. А вода – современная аллюзия на Всемирный потоп, очищающий, примиряющий, уравнивающий всех. Темная вода заполняет все отведенное ей пространство. И только огоньки светлячков и отблески фонарей рисуют на воде белые пляшущие дорожки. Наказание за самонадеянность. “Возмущенная Природа никогда не прощает Человека”. Но надежда на прощение есть – ведь самая темная ночь перед рассветом.

Искусство может рассказать о современности другим языком – образов. Языком, который нельзя пересказать словами, как нельзя рассказать музыку. Искусство оставляет свободу интерпретации.  

Даже не вчитываясь во множество исторических, художественных, литературных и театральных отсылок в описании выставки, включая экологическую подоплеку (может так и лучше), она оставляет настолько сильные эмоции, что нужно сделать антракт, прежде чем заглянуть в следующий павильон биеннале.

Павильон Венеции

ALLORO. Лавр – так называется выставка в павильоне Венеции, хозяйки биеннале. Ее девиз так красиво звучит по-итальянски, что хочется процитировать его целиком, прежде чем дать перевод.

Tutto muta, nulla muore, tutto scorre
e ogni immagine si forma nel movimento

“Все меняется, ничего не умирает, все течет и каждый образ формируется в движении”.

Проект Венецианского павильона “Лавр” представлен в трех частях: сближение человека с природой, сила женщины и метаморфозы. Лавровое дерево с греческой античности всегда было символом метаморфоз. Эти три темы проиллюстрированы серией инсталляций.

Роднит иммерсивный проект Венеции с павильоном Италии то, что здесь зритель тоже становится непосредственным участником происходящего. При этом наблюдает метаморфозу превращения одного существа в другое, иной природы. Достаточно точный ответ на тему, заданную куратором биеннале Алемани — The Milk of Dreams, “Молоко сновидений”. По определению куратора Джованны Дзаботти:

“Новизна этого павильона в том, что посетитель не увидит произведения искусства, а прочувствует их на себе: он будет двигаться внутри них в точном, заданном музыкой ритме, который сначала приведет его к изучению самого себя, а потом позволит испытать своего рода эмоциональное путешествие в трех измерениях”.

В первом зале проект “Portali” дуэта художниц Goldschmied & Chiari (Sara Goldschmied & Eleonora Chiari). Он напомнил, что изначально павильон Венеции был создан в 30-е годы для демонстрации ремесленного мастерства местных мастеров. Здесь радужные зеркала в форме полукруглых порталов бесконечно множат реальность, открывая “окна” в новое измерение. “Игра света и тени … порог загадочных миров между алхимией и магией”. Это еще и выставка великолепного муранского стекла, созданного художницами в сотрудничестве с стеклодувами Vetri Magnifica с острова Мурано.

Самая объемная инсталляция павильона “Lympha”, миф о Дафне и Аполлоне, как его увидел и пересказал в современном ключе художник и сценограф Paolo Fantin с группой Oφcina (Ophicina). На самом деле эта история глубже – о свободной воле и свободе выбора. Фантин долгое время работает для театра, и это ощущается в его проекте. Он прокомментировал так:

“Трехмерная эмоциональность означает для меня сделать эмоции пространством, в которое может войти каждый из нас… До сих пор, работая в [оперном] театре, я всегда выражал свои эмоции через истории героев либретто, для биеннале я могу передать это через свою историю”.

Итак, в совершенно белом – белое на белом – пространстве, на самом краю квадратного ложа сидит, закрыв глаза, рыжеволосая женщина. Как будто в испуге поджимает ноги и стыдливо кутается в мокрую простыню, в попытке закрыть каждый кусочек своего тела. Реализм скульптуры такой захватывающий, что хотелось подольше задержаться перед ней – вдруг вздохнет и шевельнется? Это нимфа Дафна, в первый момент ее превращения в лавровое дерево, чтобы спастись от страстных притязаний влюбленного Аполлона. Ступни ее босых ног оставили нервные следы на черной земле, единственном темном пятне всей инсталляции. Глаза неплотно закрыты, она будто прислушивается к уже начавшейся внутри нее мутации. Эта часть названа Scelta — Выбор.

Авторы не стали повторять знаменитый пример Бернини, где из мраморных пальцев рук испуганной нимфы уже прорастают лавровые ветви, а ног – корни дерева. Это первый из “залов”, между алхимией и магией – как определили авторы проекта.

Во втором зале фигура Дафны исчезает, остается только скомканная простыня да горка черной земли. Ложе превращается в бассейн, куда с потолка монотонно летят капли воды, громко разбиваясь о поверхность. Метаморфоза произошла. Эта часть названа автором Ritorno alla madre — Возвращение к Матери.

Третий зал Rinascità – Второе рождение. В белом светящемся бассейне бывшего ложа покоится лавровое дерево, погруженное в воду и ее источающее . Оно стало священным для Аполлона. То, во что превратилась рыжая Дафна. Журчание воды накладывается на музыку под названием “Gocce di Alloro” (Капли лавра). Ее создал специально для этого проекта известный венецианский композитор Pino Donaggio. Еще один пример total artwork, охватывающий разные виды искусства, как мы видели в павильоне Италии.

“Я люблю Венецию, как если бы… это была женщина, а может и больше… Если я уезжаю хоть ненадолго… и думаю о доме, я думаю о ней … Я писал [эту] музыку, очевидно отталкиваясь от звука воды, это импрессионистическая музыка. Я постарался передать атмосферу своего города”.

Pino Donaggio

Интересно, что по своей архитектуре, павильон Венеции не линейный, а изгибается по дуге. Поэтому все три зала одновременно хорошо просматриваются, через полупрозрачные белые полотнища-кулисы. Так метаморфоза, происходящая с Дафной как будто в уплотненном воздухе, становится еще театральнее. А при выходе из павильона о выборе нимфы вам напомнит небольшая лавровая рощица.

Заключительная часть павильона с проектом ALLORO уже второй раз (с 2019) отдана молодым авторам. Победителям третьего Конкурса Artefici del Nostro Tempo – Творцы нашего времени. Тут собраны лучшие в восьми креативных дисциплинах: дизайн стекла, изделия из стекла, фотография, комиксы и иллюстрации, живопись, визуальная поэзия, видео-арт, стрит-арт. 8 из 800 заявок! Конкурс организован и поддержан Муниципалитетом Венеции.

И еще один занятный момент. Текст приветствия на входе в павильон “Best Wishes” и заключающая маршрут миниатюра “Terra Madre”, картина с изображением лавровой ветки в раме из позолоченных листьев лавра. Атор Ottorino De Lucchi. Ученый-химик, художник, профессор венецианского Университета Cà Foscari. Но что важно в этом случае – брат-близнец известного архитектора Микеле Де Лукки. Показательно, что в прошлом году на архитектурной биеннале павильон Венеции был полностью отдан Микеле. Так кураторы создали еще одну неожиданную метаморфозу. Соединили в этом пространстве на временнóм расстоянии в один год обоих близнецов, разбросанных по миру своими разными профессиями.  

Венеция – город, который можно любить “как если бы… это была женщина, а может и больше…” Выставки биеннале привносят в ее изысканный декаданс современную ноту. И обещают долгую творческую жизнь. Композитор венецианец Пино Донаджо в свои 80 лет это знает.

Продолжение следует…

*Cecilia Alemani — итальянская куратор, живет в Нью-Йорке. С 2011 года она является директором и главным куратором High Line Art, программы паблик-арта, представленной High Line в Нью-Йорке. В 2018 году Алемани была художественным руководителем первого выпуска Art Basel Cities: Buenos Aires. В 2017 году курировала итальянский павильон на Венецианской биеннале.

**Gesamtkunstwerk – это произведение искусства, которое использует все или много видов искусства или стремится это сделать. То есть единение, синтез искусств. Этот термин является немецким заимствованием, принятым интернационально как термин в эстетике.

По материалам La Biennale и сайтов павильонов. Цитаты по материалам Notte e Comete, по каталогу Padiglione Venezia. Alloro. Silvana Editoriale. 2022; перевод Анны Коломиец.

Фото ©Anna Kolomiyets, указано по месту, из открытого доступа. На первом фото: вид сзади павильона Италии со старыми буквами ITALIA, с фасада Palazzo Pro-Arte в садах Giardini.

Понравилось, поделитесь